ЭНЕРГИЯ АРХЕТИПА: ПУТЬ К СВОБОДЕ

Фрагменты книги "Искажения"

…архетип - это только символ, выступающий как ключ, открывающий Семантическую Вселенную, но войти в нее мы каждый раз можем лишь в той степени, в какой подготовлены к этому селективной проявленностью своей семантической размытости. Архетип, по-видимому, может вырождаться, превращаясь во что-то аналогичное виртуальным частицам. Так открывается возможность взаимодействия человека с Семантическим вакуумом через ненаблюдаемые (виртуальные) проявления вакуума.

В.В.Налимов

При полном игнорировании архетипических содержаний (функций) сами по себе Внимание и Сознание выглядят как достаточно общие и абстрактные категории, говорить о которых можно лишь в общих чертах, прибегая к языку намеков и метафор.

В.Антончик

Слово архетип уже давно стало модным. В приятельской беседе все чаще можно услышать фразы типа «это архетипическая ситуация» или «она воплощенный архетип».

Но хорошо ли мы понимаем, что подразумевают собеседники, говоря об архетипе? В разговоре с коллегами я неоднократно возвращалась к этому вопросу, и довольно часто слышала весьма невразумительные ответы. Складывается впечатление, что именно в представлении об архетипах наиболее ясно обнаруживается разрыв между теоретическим пониманием вопроса и проявлением архетипа непосредственно в области психической реальности.

Между тем, не вызывает сомнений, что архетипы так или иначе манифестируют себя в психической реальности индивида. Но каким образом это происходит? И стоит ли подвергать рациональному осмыслению то, что находится в смутной зоне бессознательного? Возникает и более общий вопрос, порожденный непониманием того, откуда вообще мы узнали об архетипах? Для того чтобы немного разобраться в этой теме и обозначить сопутствующие ей искажения, попробуем окинуть беглым взглядом эволюцию представлений об архетипе.

Первые упоминания об архетипах появились достаточно давно. Так еще Филон Александрийский понимал под архетипом образ бога в человеке, Платон называл архетипами вечные идеи эйдосы, а Блаженный Августин описывал архетип как «исконный образ», лежащий в основе человеческого познания. Однако наиболее полное и глубокое описание архетипов принадлежит К.Г. Юнгу, связавшему архетипы с бессознательными психическими первообразами. Приведу одно из определений, данное ученым и кажущееся мне наиболее удачным: «Архетипов имеется ровно столько, сколько есть типичных жизненных ситуаций. Бесконечное повторение отчеканило этот опыт на нашей психической конституции — не в форме заполненных содержанием образов, но прежде всего как форм без содержания, представляющих такую возможность определенного типа восприятия и действия».

По мысли Юнга, архетипическая реальность трансцендентна сознанию. Но в то же время она обладает принуждающей силой, исходящей из бессознательного. И вот что здесь видится наиболее важным: Юнг пишет о том, что архетипы, или изначальные образы, притягивают к себе максимальную сумму психической энергии, побуждая структуры эго вступать во взаимодействие с ними. Так под действием архетипа происходит выстраивание «материала сознания в определенные фигуры».

Дальнейшая эволюция представлений об архетипах привела к тому, что Джеймс Хиллман предложил отказаться от самого слова и перейти к представлениям об архетипических образах. Позже Мария Фон Франц, развивая юнгианские идеи, предположила, что архетипы группируются согласно порядку, имеющему отображение в Зодиаке. А следующим витком развития представлений можно считать появление теорий Майкла Фордхама, в которых предполагается связь архетипов с молекулами ДНК и Джеймса Генри, утверждавшего, что местом расположения архетипов является неокортекс.

Когда мы окидываем мысленным взором развитие представлений об архетипе, обращает на себя внимание то, как идея Юнга о трансцендентности архетипов относительно сознания уступает место представлениям о возможности обнаружения архетипов едва ли не в физическом мире. Говоря о движении идей Юнга в поле психологии, наш современник О.Г. Бахтияров в своих работах неоднократно отмечал двусмысленность современного использования слова «архетип»: «С одной стороны, “божественные архетипы” принадлежат сфере теологии и метафизики, с другой – “архетипы коллективного бессознательного” становится прагматическим психологическим термином… Термин “коллективное бессознательное” не должен вводить в заблуждение. Коллективное бессознательное – совершенно иная реальность, нежели бессознательное и подсознание Фрейда. Все, что сказал Юнг на эту тему, сводится к тому, что язык слов недостаточен для описания запредельного, для этого существует данный нам от рождения язык архетипов. Их вместилище, “алфавит архетипов”, и называется коллективным бессознательным».

Мне видится важным вернуться к мысли о том, что архетип концентрирует или, аккумулирует психическую энергию, являя собой нечто вроде русла, в котором она протекает. Эта мысль разделяется большинством психологических подходов. Если согласиться с ней, перед нами с неизбежностью возникает следующий вопрос: согласно каким механизмам происходит такая концентрация и какое влияние это оказывает на судьбу каждого из нас.

Можно предположить, что символы и архетипы так называемого коллективного бессознательного открывают возможность описания духовных реальностей, которые едва ли могут быть описаны средствами обычного языка. В то же время мысль о том, что переживание этих символов далеко не всегда относится к духовному опыту, не является столь очевидной. Отмечу в скобках, что под духовным опытом понимается прежде всего путь глубинной трансформации. Яркие переживания, вызванные сильными потрясениями, инициируемые психотехниками или психоделическими веществами, часто отнюдь не свидетельствуют о личностной трансформации даже несмотря на то, что феноменология этих процессов имеет некоторое сходство. Другими словами, временно достигаемое расширение восприятия не является показателем сущностных изменений человека.

С некоторыми оговорками можно сказать, что, рассуждая об архетипах, мы погружаемся в метафорическую область, область переносных смыслов. А потому для понимания того, как может проявляет себя архетип, полезно хотя бы в общих чертах представлять себе, в соответствии с какими принципами преобразуется метафора в пространстве психического. Отмечу в скобках, что эта тема давно привлекает мое внимание, а использованию потенциала метафоры в ходе психологического консультирования была посвящена моя квалификационная работа по психологии.

О том, что трансформация внутреннего образа приводит к существенным изменениям психической реальности, хорошо знают практические психологи. Так потенциал психотерапевтической метафоры обнаруживает себя в сессиях помогающих специалистов самых разных направлений, порой вызывая изумление глубиной инсайтов. Работа с метафорой основывается на представлении о том, что личная реальность создается в языке, а существование субъекта немыслимо вне дискурса, представляющего собой сложное переплетение так называемых общекультурных нарративов и личных историй. Это в свою очередь формирует область жизненного опыта. Однако при более глубоком взгляде становится ясно, что работа с метафорой в сфере практической психологии представляет собой лишь верхушку айсберга, возвышающегося над океаном Судьбы. Чаще всего мы лишь на короткое мгновение обретаем возможность обращения к бездонным глубинам Я, ускользающим от описания. Лишь в ходе специальной и, как правило, длительной практики становится понятно, насколько неосознанно воспринятые метафоры формируют наше восприятие, встраиваются в описание и порождают новые мифы. Обозначая такие мифы, мы и делаем первые шаги, сознавая собственное включение в архетипические зоны.

 «Движение энергии запускается встречей божественного и человеческого, внешнего коллективного мономифа и мифа личного, внутреннего, – пишет А. Солодилова (Преображенская). – Если эти мифы не совпадают, то мы чувствуем расщепленность души, огромную дистанцию, отделяющую нас от смысла. Встреча этих двух мифов позволяет нам соучаствовать в творении мира». Так мы становимся свидетелями встречного процесса обнаружения архетипа посредством резонанса энергий коллективного и личного мономифов.

В части книги, посвященной воздействию литературы на восприятие читателя, в частности, главе, посвященной суггестивности литературы, мы еще поговорим о такого рода влияниях. Взаимодействие с архетипической областью требует внимательного, вдумчивого и чуткого отношения. Так, неспособность принять изменения, выражающаяся в отрицании или сопротивлении, избегание и отрицание болезненных и «неудобных» чувств лишает нас энергии, в то время как легкомысленное, преследующее достижение конкретных целей отождествление с архетипом формирует структуры, которые с определенной натяжкой можно называть ложной идентичностью.

Говоря об этом, я не имею в виду большие архетипические образы типа Отшельника, Воина или Мага. Метафоры Красавицы или Судьи, Богача или Гуляки, воплощаясь в реальных событиях человеческой жизни, нередко формируют не менее жесткие конструкты, отождествление с которыми задействует (а чаще блокирует) обширные объемы энергии. Такая фиксация способствует закреплению образа Я, цепко удерживающая индивида в паутине мифа. И даже несмотря на то, что в арсенале методов психологической работы существуют возможности выявления такого рода архетипов, переживание архетипа как особого рода энергии требует специальных усилий. Об этом хорошо знают специалисты, использующие работу с активным воображением – методоми  гештальта и астропсиходрамы.

Мой личный опыт обнаружения архетипа и последующего разотождествления с ним был связан с так называемым «мифом Татьяны Лариной», как я позже назвала это переживание. Удивительно, но в тот период жизни я была весьма далека от символического пространства Пушкина: внимание было обращено к восточным психотехникам. Возможно, именно в силу этого переживание разотождествления выглядело столь разительно ярким. Проснувшись однажды утром, я отчетливо осознала, как программирование собственной жизни Татьяны, изложенное в письме Онегину, внедрилось в мое подростковое сознание, миновав всякие фильтры. Мономиф любимой героини Пушкина как замкнутая каузальная реальность долгие годы продолжал существовать в структуре психического, оказывая самое непосредственное влияние на формирование жизненных стратегий. Впоследствии, подвергнув свой опыт пристрастному анализу, мне удалось воспроизвести всю цепочку, двигаясь по звеньям которой я вспомнила, как именно происходила трансформация образа Татьяны в моей внутренней реальности.

Опыт разотождествления с мифом Татьяны Лариной, (за которым, как я поняла позже, стояли большие архетипические фигуры) впоследствии позволил мне обнаружить присутствие в собственном сознании иных архетипических структур. Наблюдение за этими процессами дает возможность предположить, что подобный механизм архетипических резонансов лежит в основе ряда психотехник буддистских и тантрических направлений.

Осознание личностной архетипической зоны, чаще всего транслируемой в форме мифа, является лишь первым шагом для начала внутренней трансформации. Вспоминается, как сказительница и психотерапевт Кларисса Эстес, говоря о сказке как инструменте врачевания, настаивала на необходимости крайне бережного отношения к рассказыванию историй. Сказители-целители проходили длинный период ученичества, сопровождающийся глубокими трансформационными процессами. Я нередко вспоминаю об этом, слыша о кратковременных курсах, обучающих работе с терапевтической метафорой, равно как и семинарах по сказкотерапии. Соприкасаясь с архетипическими образами, мы вступаем во взаимодействие с мощнейшими энергиями: «Имея дело со сказками, мы получаем доступ к архетипической энергии, которую, если прибегнуть к метафоре, можно сравнить с электричеством. – Пишет К. Эстес. – Эта архетипическая энергия может воодушевлять и просветлять, но в неверное время, в неверном месте, в неверном количестве, при неверно выбранной сказке, у неверного рассказчика, у неподготовленного рассказчика, у того, кто более или менее знает, что делать, но не знает, чего не делать, она, как и любое лекарство, не даст желаемого эффекта или даже даст нежелательный». 

Можно наблюдать, как нарративная психология, сказкотерапия, некоторые методы арт-терапии, юнгианский и фрейдовский анализ, используют архетипы в качестве инструментов терапевтической работы. К сожалению, далеко не всегда участники таких процессов осознают, насколько мощные энергии запускаются в ходе таких практик. И порой приходится констатировать, как возникают поистине чудовищные искажения, весьма негативно сказывающиеся на судьбах обратившихся за помощью людях. В связи с этим вспоминается, как в работе «Человек Моисей и монотеистическая религия» З.Фрейд писал об искажениях Entstellung как особой форме мышления в сновидении. Такие искажения, по его мысли, связаны с маскировкой и перемещением. Но ведь толкование сновидения предполагает снятие искажений! Увы, окидывая взглядом то, как развивается психологическая мысль, все чаще задумываешься о том, что мы имеем дело не со снятием искажений, а напротив, их умножением в процессе интерпретации. С чем это связано?

Мы можем наблюдать за тем, как в современной культуре феномены, отражающие духовные истины, редуцируются до психологической проблематики. Прямая транскрипция образов, схлопывание дистанции между символическим и означаемым уже давно стали привычными атрибутами современной жизни. Подобно полуторагодовалому малышу, не способному отличить игрушку на новогодней елки от настоящего яблока и пытающемуся надкусить яркий шарик, мы нередко смешиваем прототип и реальность, упуская из виду необходимость метафорической дистанции. Неумение опознать символическое создает ужасающую путаницу, вызывая отождествления с идеями и представлениями, умножает ложные идентичности, задействующие колоссальный объем энергии.

Завершить эту главу я хочу цитатой из статьи О.Г. Бахтиярова, на мой взгляд, достаточно четко выразившего мысль об отражении в психике духовных истин: «Доктрина Юнга – результат последовательного изучения и осмысления границы, разделяющей мир духа и его изображения. Только на этой грани и только в этом объеме, включающем в себя прилегающие к нему границы и эти, и те области – источник духовных истин и его отражения в психике».