В далеком 1852 Гоголь сжег второй том «Мертвых душ». Бросил в камин недописанное произведение, оставив нас перед тайной так и не явленного сюжета. И я вновь, будто влекомая невидимой силой, обращаюсь к этой истории. Как бы могло сложиться повествование в наше время? Прежде чем ответить на этот вопрос стоит припомнить, в чем состояла афера Чичикова.

Если вкратце, предприятие было основано на праве дворян закладывать собственных крепостных с тем, чтобы получить под них ссуду. Осуществляли такие сделки опекунские советы, бравшие в залог помещичьи земли и вместе с ними –крепостные души. Сведения обо всех имеющихся у помещиках крестьянах записывались в специальные листы, называемые ревизскими сказками. Вплоть до новой ревизии - которые на размеренно живущей Руси проходили не так уж и часто - как живые, так и беглые и умершие крестьяне считались существующими. А это означало, что помещик должен был платить за них налог – подушную подать. Расчет Чичикова был прост: покупая за небольшие деньги несуществующего крепостного у помещика, он избавлял помещика от необходимости платить налоги, а со своей стороны мог получить кругленькую сумму, закладывая мертвые души в опекунский совет. Выгодно было всем.

Безнравственность предтечи Остапа Бендера, осознаваемая современниками гораздо более ясно, нежели людьми 21 века, состояла в том, что таким образом расходовались средства и без того небогатого опекунского совета, чьей целью было окормление сирот и инвалидов. Пишут, современники возмущались…

Вдумаемся: не напоминает ли грандиозный проект виртуального мира, объединяющий социальные сети и мессенджеры, порталы и базы данных, замасленные листочки ревизских сказок, подаваемых помещиками для переписи крестьянского люда? Формы конечно отличны, но по самой идее, по сути? Современные «ревизские сказки» - это друзья и участники групп, подписчики каналов, которых можно купить на фрилансерских биржах. Оптом – человек по 500-600. В свою очередь подросший социальный капитал новоявленного «помещика» может помочь получить ему при определенном числе подписчиков и активных просмотров рекламную «ссуду». Кто-то из современных чичиковых прогорит, в то время как другие в впрямь обустроят имение в «херсонской губернии». Как и в первом томе бессмертного романа, финал по-прежнему открыт.

Несколько лет назад мне посчастливилось побывать на оперных сценах «Мертвых душ», поставленных Мариинским театром. Впечатлила Коробочка, под чьим начальством строчили швы девушки-гастробайтеры, прекраснодушный Манилов, неуловимо напоминающий медийную звезду, но более всего тронули провода на экране сцены, сопровождающие неторопливый ход чичиковской брички. По неведомым причинам лампочки Ильича совершили путешествие в будущее. Думается: а может потому с такой горечью писал Николай Васильевич о том, что Бог отнял у него способность писать, что не находилось слов для описания той реальности, что предвидел владеющий пророческим даром писатель? Умер через 9 дней после сожжения рукописи. В 42 года. Вот как: бывает и смерть от литературы.

Вспоминается разговор мужиков бессмертной гоголевской поэмы, лишенный на первый взгляд всякого смысла: «...что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву, или не доедет?» — «Доедет», — отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» — «В Казань не доедет», — отвечал другой».

Лишь в короткие мгновения удается бросить взгляд на зазор, открывающийся нам, современникам, в перспективе Времени. Какими ссудами мы пользуемся, кого кормим собственным вниманием и чувствами, всегда ли понимаем, где проходит граница между живым и мертвым? Мне нравится как однажды написал В. Пелевин: «Когда я слышу слово «дискурс», я хватаюсь за свой симулякр.» Неживое маскируется под живое. А может это мы утрачиваем способность различать границу? И вот уже бричка внимания катится по ухабистым просторам Сети, влекомая новыми сюжетами. Симулякры – значения, лишенные смысла. А ненаписанный второй том по-прежнему интригует открытой концовкой.