Вопрос и внушение в психологии

Фрагменты книги "Искажения"

Иногда, чтобы задать вопрос, достаточно добавить вопросительный знак.

В. Синявский

 

Будучи лингвистичным по сути, психологическое консультирование включает в себя элемент вопрошания едва ли не как базовую структуру. Будучи таковым, оно неминуемо несет на себе отсвет парадигмы консультирующего специалиста, внутреннюю логику, просвечивающую через структуру диалога. Так и клиническая беседа представляет собой диалог, в ходе которого, интерпретируя опыт клиента, помогающий специалист знакомит его с основными положениями психоанализа и гештальта, экзистенциональной терапии и бихевиоризма. Но даже практики, не относящие себя к конкретной парадигме, в той или иной мере означивают опыт клиента. А как может быть иначе? Предлагая клиенту посмотреть на проблему под другим углом, перефразируя запрос или реплику, терапевт, как правило, вносит незначительные изменения в формулировку, что создает зазор, внутри которого в ходе успешной терапии становится возможным найти выход из проблемной ситуации.

Смысловой сдвиг, закодированный в вопросе и, по сути, являющийся критерием удачного консультирования, смещает ракурс взгляда, в той или иной мере изменяя позицию восприятия. В этом поле даже молчание психолога несет вполне определенное содержание. Очевидно, о чем-то подобном писал Василий Налимов, размышляя о суггестивных аспектах психоанализа: «Психоанализ может рассматриваться как долговременное внушение, которое может осуществляться и на внеязыковом уровне — через содержательное молчание аналитика. Во всяком случае, сама ситуация здесь не лишена гипногенных (а мы бы сказали, и медитативных) элементов: «сосредоточенность», «молчание», «положение лежа», «тишина».

Как известно, психоанализ стоит особняком от остального поля практической психологии, основываясь на собственной логике, вытекающей из принятых однажды и неоспоримых положений. К тому же обучение психоаналитика происходит на кушетке, а потому во многом именно благодаря задаваемым вопросам и фигурам умолчания анализант (так называют клиента психоаналитика) сессию за сессией перенимает особый строй этой логики.

В отличие от психоанализа, в большинстве направлений консультирования специфика акта вопрошания проявляет себя еще более рельефно. Через пару-тройку сеансов клиент уже уверенно рассуждает о защитах, вытеснениях и незакрытых гештальтах.

Нечто подобное происходит и при использовании проективных методик. Чувственный опыт, «закодированный» бессознательным, подвергается декодировке в ходе процесса дешифровки посредством вопросов консультанта. Именно в этом ракурсе неоднократно повторяемая на протяжении всей этой книги мысль о том, что наблюдатель неизменно меняет наблюдаемое, проявляет себя и воплощается наиболее полно.

Переводчикам хорошо известен парадокс: если перевести тот или иной текст на иностранный язык, а потом уже с него на язык оригинала, можно получить совершенно другое произведение. Причем отличаться от оригинала это новое произведение будет как по синтаксической форме, так и нередко по смыслу. Нечто подобное происходит и с помогающим специалистом, участвующем в осуществлении перевода речи клиента с языка бессознательного: авторские ремарки «переводчика»-психолога составляют порой значительную часть «текста». Однако если владеющий двумя языками человек может сравнить оба произведения и насладиться результатом, то вопрос о влиянии переводчика-интерпретатора в процессе психологической работы далеко не столь очевиден.

«Чистый язык» и консенсус

Фокус одной из моих квалификационных работ по психологии был направлен на изучение вопросов, связанных с работой с метафорой клиента в ходе консультирования. На определенном этапе исследования мое внимание привлекли работы новозеландского психолога Дэвида Гроува. Наблюдая за метафорами своих клиентов, он пришел к выводу, что они обладают собственной структурой и внутренней логикой. Дальнейшее изучение этого вопроса показало, что изменение метафор приводит к существенным изменениям в поведении людей. В связи с этим Гроув поставил весьма важный вопрос, связанный с привнесением консультантом собственных метафор в дискурс клиента. В ходе разрешения этого вопроса им был предложен подход, названный впоследствии чистым языком.

Метод чистого языка предполагает использование алгоритма, в основе которого лежит набор вопросов, по мысли автора, основанный на базовых элементах восприятия и основывающийся на порожденных клиентами метафорах. Другими словами, Гроув обозначил возможность задавать вопросы таким образом, чтобы стиль консультанта не оказывал влияния на глубинный процесс клиента. Позже продолжение его идей получило развитие в трудах У. Салливана, обратившегося к вопросам символического моделирования. В символическом моделировании предполагается использовать две технологии, относящиеся к вопрошанию. Первая представляет собой технику постановки вопросов в позиции активного слушания без каких бы то ни было интерпретаций. Во время использования этой техники клиент целиком является автором как самого процесса, так и его результатов. Согласно сторонникам этого подхода, применение чистого языка превращает внутреннюю работу над разрешением проблем в радостное путешествие по метафорическому пространству. В этом путешествии, по мысли У. Салливана, человека, обратившегося к психологу с определенной проблемой, ожидает множество открытий и озарений.

Вторая технология являет собой непосредственно символическое моделирование на основе метафоры, в котором вопросы терапевта выполняют вспомогательную роль. В попытке глубже разобраться в особенностях этого подхода я задалась вопросом о том, в каких случаях помогающему практику удается избежать «примесей» чужих интерпретаций. Другими словами, при каких условиях постановка вопроса не ограничивает поле возможных ответов.

Как я писала выше, на протяжении многих лет меня вдохновляет гениальная метафора Платона, повествующая о философском методе Сократа, определяемом как повивальное искусство. Известно, что Сократ, будучи сыном повивальной бабки, сам утверждал, что не чужд повивальному делу. «Я принимаю роды души, а не плода, – говорит о себе мудрец. – Самое же великое в нашем искусстве – то, что мы можем разными способами допытываться, рождает ли мысль юноши ложный призрак или же истинный и полноценный плод… Те же, кто приходят ко мне, поначалу кажутся мне иной раз крайне невежественными, а все же, по мере дальнейших посещений, и они с помощью бога удивительно преуспевают и на собственный, и на сторонний взгляд. И ясно, что от меня они ничему не могут научиться, просто сами в себе они открывают много прекрасного, если, конечно, имели и производят его на свет. Повития же этого виновники – бог и я…»

Казалось бы, бесспорным является то, что знаменитый метод Сократа – майевтика – примененный в психологическом консультировании, помогает извлечь сокрытое в человеке знание, основанное на представлении о предсуществовании истины. Однако искушенный читатель лукаво заметит, что многие методы когнитивной терапии, консультирование в рамках теории чистого языка, по сути, стремятся к тому же. Увы, далеко не всегда рождение «ложного призрака» мысли можно отличить от появления на свет «полноценного плода».

Швейцарский психолог Арнольд Минделл, работающий в рамках процессуального подхода, определил развиваемое им направление как «сознание движущейся основы, потока событий в нас и вокруг нас». В основе подхода лежит представление о привнесении осознания в те части нас самих, которые обычно отвергаются и отрицаются.

Мой интерес к подходу Минделла был во многом связан с развиваемым им представлением о реальности консенсуса, то есть общепринятой, или обусловленной, реальности, считающейся санкционированной и укорененной в господствующей культурной парадигме. Для консенсусной реальности характерно молчаливое согласие по поводу того опыта, который может быть разделен с другими, а целый ряд вопросов, которые ставит перед собой человек, уже имеет предзаданные решения. В главе, посвященной реальности консенсуса, мы еще вернемся к теме соглашений, принятых по умолчанию. Сейчас же мне кажется важным подчеркнуть, что именно вопрошание часто становится тем рычагом, благодаря которому происходит закрепление старых и возникновение новых конвенций (соглашений). К рассмотрению некоторых механизмов того, как это происходит, мы обратимся ниже.