Внезапное исчезновение паломника Николая Гоголя, оставившего в яффской гостинице все свои вещи, поначалу вызвало некоторый переполох у представителей палестинской миссии, который, впрочем, быстро улегся. Проводникам миссии, прибывшим в Яффу, чтобы сопровождать русских паломников в Иерусалим, Гоголь как писатель был неизвестен. Заниматься же поисками каждого отбившегося от каравана паломника не представлялось возможным. Кавасы, следящие за благоустроением и безопасностью русских паломников, не получив извещений об ограблениях и иных каких-либо неприятностях, тоже не предпринимали никаких усилий по розыску затерявшегося пилигрима.
Конные арабы, которые все-таки вернулись, чтобы взглянуть на странного иностранца, увидев печальное положение несчастного затерявшегося в пустыне странника, препроводили его до ближайшего селения, где писатель нашел теплый прием, кров и пищу. Проведя ночь у гостеприимных бедуинов и чувствуя себя вполне отдохнувшим, Николай Васильевич собирался тронуться в путь. Перед самым уходом от протянул старику-арабу в длинном белом одеянии рубль серебром – половину тех денег, что оказались у него с собой. Реакция этого человека в выцветшей полосатой чалме с темным, будто обугленным лицом оказалась абсолютно неожиданной: он повалился на землю, принялся выкрикивать что-то нечленораздельное и рвать на себе одежду. Из всего этого спектакля Гоголь понял лишь то, что, предложив деньги за кров, чрезвычайно оскорбил хозяина.
- Иерусалим, Ишаил, Ирушалим! – Гоголь, бурно жестикулируя, теперь пытался объяснить , что ищет дорогу к святому городу.
- Куббет-ес-Сакра– успокоившийся араб с интересом взирал на странного пилигрима
- Иерусалим, храм Господень! Храм!
- Куббет-ес-Сакра, - молитвенно сложив руки, повторил хозяин, теперь уже широко улыбаясь.
Не может ж быть такого, чтоб житель палестины не знал о гробе Господнем! Гоголь порывисто достал из-за пазухи цепочку с нательным крестом и, поцеловав, проговорил:
- Христос, Христос! Иисус!
Хозяин вновь порывисто вскочил и, дико подпрыгивая, и бия себя по коленам, принялся повторять:
- Исса! Исса!
Когда буйство, изрядно насторожившее Гоголя, наконец стихло, хозяин скрылся во внутренних покоях, оставивши писателя в полном недоумении. Через некоторое время он, впрочем, появился вновь в сопровождении юноши в подвязанных кушаком штанах и тонкой расшитой причудливыми узорами светлой рубашке. На вид ему было лет 18. Правильные черты лица, гордое замкнутое выражение выдавали в молодом арабе представителя аристократической фамилии, одного из тех потомков Магомета, которые по праву могут гордиться чистотой крови.
Обратившись к юноше, старый араб, что-то быстро заговорил на показавшемуся писателю обрывистом и  резком языке, при этом бурно жестикулируя и непрестанно тыча в него пальцем. Юноша , потупивши глаза, слушал с бесстрастным выражением. Когда наконец поток слов отца обмелел, он кивнул, высоким тонким голосом произнес пару, низко поклонившись, молча покинул шатер..


Они отправились в путь на заре следующего дня, когда солнце едва коснулось укутанной густым покрывалом ночи земли. С непривычки Николай Васильевич боялся, что непременно упадет с мула, коего дали ему для путешествия, но скоро освоился, и теперь находил чрезвычайное удовольствие от легкого покачивания в оказавшемся вполне удобном седле.
Первые лучи солнца подобно ласковым любящим пальцам прикоснулись к куполообразным холмам – застывшим токам лавы, которую земля некогда в ярости выплеснула на свою поверхность. Покрытая каменной вулканической коркой, Палестина с высоты птичьего полета напоминала мифический город, сплошь состоящий из скалистых куполов, рядом с которыми рукотворные постройки казались детским подражанием грандиозному великолепию. Вознесшись вулканическими куполами, земля создала  немало пещер, ставших убежищем для пастухов и их стад, жилищем гиен и шакалов. Смирясь с превосходящим воображение величием природы, человеку не оставалось ничего иного, как подражать ей, создавая храмы, вздымающиеся вверх подобно куполам лавы, и жилища, напоминающие те, что надежно сокрыты в недрах каменистой палестинской почвы. Увы, застывшая огненная лава оказалась слишком слабым напоминанием о том, что лишенный огня духа, человек обращается в прах.

В молчании, в котором они проделывали свой путь, Николай Васильевич находил чрезвычайное утешение. Когда, спасаясь от палящих солнечных лучей, они сошли в горную расселину, чтобы отдохнуть и напоить послушных мулов, Гоголь ощутил внутри себя необыкновенную легкость, происходившую главным образом от полного отсутствия в голове каких бы то ни было мыслей. Навязав мулов, молодой араб раскрыл большую кожаную суму, достал оттуда две лепешки. Одну из них протянул писателю. Гоголю нравился его безмолвный спутник с красивым заостренным лицом. Съев лепешку, юноша извлек из своего мешка напоминающий лютню музыкальный инструмент и тихонько заиграл.

 Ловкие тонкие пальцы скользили по струнам, слагая замысловатую мелодию. Под чарующие звуки музыки в писателе оживали давно забытые воспоминания. Появляясь откуда-то издалека, они напоминали вначале слабые мерцающие огоньки, то меркнущие, то вспыхивающие необыкновенно ярко, чтобы, обратиться вдруг в лишенный жизни призрак прошлого. Увлеченный калейдоскопом, он и не заметил, как к голосу лютни присоединился человеческий голос. Спокойный и ровный, он зачаровывал, понемногу вытесняя мерцающие огни памяти, уносил в неведомые дали.
Молодой араб пел чудесную сказку, ту самую, что изустно передавалась от поколения к поколению. Пел он об Иерусалиме, пупе земли, явившемся после того, как небо родило землю, мечети Омара, звучащей по-арабски Куббет-ес-сакра, или купол скалы, что стоит на месте храма Соломонова, о камне святилища, соединяющем в себе начало и конец бытия мира. Голос повествовал о том, как прежде чем остановился чудесный камень, движением своим свидетельствующий о движении мира, Христос, посетил храм и прочитал священное имя, начертанное на камне и взял себе его силу. Юноша почти перешел на шепот, рассказывая о том, как в пещере по сю пору скала ничем не поддерживаемая трепещет в воздухе, подобно орлу…
Голос все звучал и звучал, будто раскачивая своды пещеры, и вот уже скала основания объяла пространство между небом и землей, и Магомет, возносясь на небо, приблизился к воротам рая. Но он вошел в рай один, заставив скалу возвратиться на землю, где она осталась колебаться в память о совершенном пути. Голос, чуть вздрогнув,  вновь зазвучал в полную силу, воскрешая те времена, когда в подземелье Ель-Аксы, располагавшемся под Соломоновым храмом, рождались дети и находили приют роженицы. Колыбели младенцев соседствовали с залом, где уединялся Соломон, когда писал свои притчи. И великий царь, постигший мудрость мира, вслушивался в крики детей, перелагая в слова то, что доступно лишь неотягощенным землей душам.

 Голос притих до благоговейного шепота, живописуя источник райской воды, текущей в катакомбах для омовения новорожденных и служащий для разделения миров живых и мертвых, погребенных в саркофагах недалеко от стен храма. Единственным местом, где соединение это возможно, по сей день остается Пещера Духов, место, где проходит мост между землей и небом и откуда некогда вышли воды потопа и запечатанное ныне камнем Давидовым.

Голос утих внезапно, обнажив гулкую тишину каменных сводов. Юноша сидел в прежней позе, прикрыв глаза и, казалось, еще не вернулся из оживленных чудесной силой мелодии извечных миров. Язык, нисколько не помешавший тому, чтобы Гоголь не только понял, но и воочию увидел то, о чем пел его спутник, теперь вдруг встал пред ними неодолимой преградой. Тысячи вопросов копошились теперь в голове писателя, сотни сюжетов зарождались и тут же вновь растворялись в пучине воображения. Меж тем юноша поднялся, не торопясь, оседлал мулов и подал знак, что пора ехать.
Путь в шестьдесят верст, проделанный ими, занял три дня. Гоголь давно уже потерял счет времени и совсем не ориентировался в местности. Теперь их дорога пролегала по почти безлюдной местности. Лишь дважды встретились им небольшие караваны, состоявшие из пастухов, перегоняющих скот в поисках лучших пастбищ.
Утром третьего дня дорога вступила в ущелье, выведя путников к колодцу причудливой формы. Юноша спешился и, произнеся какие-то непонятные, по всей видимости, молитвенные слова, наполнил  глиняные сосуды ледяной водой. Предполагая отдых, Николай Васильевич принялся устраиваться поудобнее, но его спутник решительно замахал руками, призывая следовать дальше. Не оставалось ничего иного, как покориться. Впрочем, достигнув вскоре рощи, состоящей по большей части из напоминающих дубы деревьев, Гоголь был вознагражден сполна. Приятная прохлада этого места, служившего, по всей видимости, остановкой для многих паломников, дополнялась прекрасным видом на развалины древней мусульманской часовни. Неподалеку от нее находилась большая цистерна для хранения воды - одна из тех, которые во множестве встречались им по пути.
Не зная арабского языка, Гоголь вынужден был довольствоваться зрительными впечатлениями, теряясь в догадках о назначении того или иного попадавшегося на их пути предметов. Сколько тайн и преданий хранят в себе эти могучие камни, развалины домов и часовен! Земля, пронизанная токами истории, нерв мира, чье воспаление отдается страшными событиями у всех народов, Палестина не спешила делиться с чужаками своими тайнами.