Раскаленный асфальт разморенного жарой шумного рынка. Острый аромат гвоздики. Мягкая нега корицы. Задиристые нотки перца и имбиря.

Ряды специй сменяются россыпями спелых южных фруктов. Распаренные жарой манго соседствуют с ананасами и миниатюрными, словно сошедшими с картинки, гроздями бананов. Неторопливый полдень плетет причудливую вязь в цветистой рамке дня.

Подобно бабочкам, собирающимся яркой стайкой над каплями росы, у канавы неподалеку от лавки кожевенника разложили свой яркий товар увешанные блестящими кольцами и браслетами женщины. Они принесли на рынок пестрые сумки с мелкими зеркальцами – традиционный промысел одного из местных племен. Чумазые детишки, занятые нехитрыми играми, кажется, не обращают внимания на редких прохожих. А те ленивыми взглядами скользят по зеркальным поясам, кошелькам. Порой кто-то из туристов снисходительно ухмыльнется и последует дальше в поисках новых впечатлений. На секунду останавливаюсь, наблюдая, как кусочки зеркал, вшитые в толстую рогожку, с беззаветной преданностью отражают горячее южное солнце.

Зачарованная, не могу отвести взгляд: отраженный в зеркалах свет сливается вдруг в смутный образ, наполняясь неведомым доселе смыслом.

Солнце палит нещадно, проникает глубоко внутрь, разливается по рукам и ногам, делая границу между мной и миром совсем тонкой, почти нереальной. И в памяти воскресает услышанная когда-то история о двух ночах Будды. Причудливая вязь воображения и оголтелое солнце наделили ее новыми смыслами, а может просто воскресили те, которые были в ней когда-то. Какая, впрочем, разница…

Южные пейзажи уже давно сменились неброским очарованием российской глубинки, изгибами шоссе, рассекаемыми всполохами фар, петербургскими дворами-колодцами, куда редко заглядывает солнце. И экраны мониторов соединяют людей, дробят изображения на пиксели, давая иллюзию присутствия. Впрочем, что есть иллюзия? Лучики света напоминают о том, что когда-нибудь все то, что кажется темным и непонятным, осветится внутренним светом осознания. Когда-нибудь… Мучительно щемит сердце.

Среди тех, кто следует пути Просветленного Будды, есть те, кто верит, что с момента Просветления Учителя до того времени, когда он окончательно погрузился в Нирвану, прошла всего одна ночь. В это время Будда не учил и не проповедовал, как это было принято считать, но находился в состоянии глубокого самопогружения. Тем не менее, несмотря на безмолвие Учителя, к нему постоянно стекались люди. Достаточно было взглянуть на безмятежный лик, чтобы получить ответ на самые волнующие вопросы.

Люди шли и шли – молодые и старые, отягощенные печалями и те, кто лишь вступал на извилистую тропу жизни. И в каждом ответ раскрывался изнутри, представая в очевидности сбывшегося явления. Загадки судеб – узелков, завязанных на нитях, протянутых между прошлым и будущим, отражались в бездонных зеркалах тех, кто прикасался к Учителю.

В иллюзорных отражениях мира непросто найти себя. Но те, кто отказывается от того, чтобы смотреться в зеркало, обрекают себя на бессмыслие. Таково коварство категоричных решений.

Сколько человеческих судеб отразились в полуприкрытых веках Просветленного? И чем стал всполох ясности, уловленный каждым? Светом осознания, озарившим изнутри, или коротким проблеском истины, не оставившей о себе памяти, подобно тому, как не оставляет память всполох молнии, осветившей ночное небо? Бог весть.

Крошечные зеркальца, которыми украшают свои изделия представители южных племен, хранят память о тех зеркалах, в которых отражаются судьбы и намерения. Отражения – вехи предназначения.

Буддовость – это прежде всего состояние. Но мало кто знает, что в истории Будда был далеко не единственным. Истории известно как минимум четыре Будды, но на деле их число исчисляется тысячами. В Шведагоне – поражающем своим великолепием храмовым комплексе Янгона – находится что-то вроде реликвария, в котором хранятся посох Будды Какутана, ситечко Будды Конагоуна, кусок одеяния Катала и волосы Будды Гаутама. И фетишизм тут ни при чем. Всего лишь напоминание о том, что все реально.

В Таиланде я как-то обратилась с вопросом о Буддах к учителю випассаны, дававшем нам инструкции в монастыре. Он подтвердил, что Будд было множество, но наибольшей известностью пользуются четверо. И он указал на статую, на которую я не обращала до сих пор внимания. Монахи верят в появление пятого Будды – Майтрейи. Он обнаружит себя, когда произойдет окончательный упадок нравов.

Да, буддовость – это прежде всего состояние. А потому Будда – человек, достигший самьяксамбодхи, состояния совершенного постижения и осознанности. И до тех пор, пока не случилось проблесков этого состояния, мы можем лишь догадываться, о чем идет речь.

…Очарованная неизвестностью, просвечивающей в названиях на карте, замираю. Уже скоро шасси оторвется от взлетной полосы.

Иравади. Янгон. Шведагон. Баган. Швезигон. Переполняет благодарность к тем, с кем соприкоснулась в последние годы. Ее так много, что сжимается сердце.

Прозрачность. Отсутствие напряжения. Возможно, мы напрягаемся лишь для того, чтобы расслабиться и отпустить. Как в старинной притче, свой вольный пересказ которой я приведу ниже.

Однажды Будда взял тонкий шелковый платок и завязал на нем пять узлов.

- Это тот же самый платок, который был до этого? – спросил он учеников.

Ученики ответили утвердительно.

Тогда Будда потянул за концы платка и вновь обратился с вопросом:

- Поможет ли это развязыванию узлов?

- Нет, так они затянутся еще туже.

Один из монахов подошел ближе и внимательно посмотрел на платок.

- Узлы были сделаны таким образом, что, если мы расслабим их и позволим им стать более свободными, они развяжутся; это нетрудно.

Ученик развязал узлы, и монахи удалились медитировать.

Но разве мы порой не так поступаем так со своей жизнью: тянем за края, тем самым лишь туже затягивая узлы, вместо того, чтобы их ослабить? А потому столь ценно, когда появляется кто-то, в чьем присутствии узел ослабевает настолько, что развязать его не составляет труда.