Вступительный фрагмент книги "Искажения"

В XX в. в западной культуре произошло явление, которое сложно переоценить. Благодаря трудам и опыту жизни величайших мистиков разных континентов стало возможным не только обнаружение, но и описание бреши между описанием и Реальностью. Так называемый лингвистический поворот, затронувший едва ли не все области гуманитарной мысли, обозначил дистанцию между означающим и означаемым, картой и территорией, описанием и Реальностью. Однако обнаружившийся просвет продолжает оставаться лишь возможностью, реализовать которую невозможно без личного усилия.

Лет пятнадцать тому назад в моем внутреннем мире вызвал глубокий резонанс  образ Кайроса – греческого бога счастливого мгновения, олицетворяющего собой точку разрыва линейного времени и возможности выхода во время сакральное. Позже метафора Кайроса стала символом просвета, шанса выхода к осознанию своего истинного Я, к следованию пути с сердцем. Так Кайрос стал воплощением силы намерения – намерения самотрансформации, расширения сознания, – другими словами, раскрытия бесконечного потенциала подлинно Человеческого.

Кайрос – это символ. Как и любой символ, он содержит в себе потенциал раскрытия содержаний, которые не могут быть вербализованы напрямую. Для того, кто хоть единожды испытал состояние присутствия в мире-без-описания, близкое тому, что наши современники называют семантическим вакуумом, становится очевидным существование границы, за которой любые слова искажают смыслы. Возможно, нечто подобное имел в виду Экзюпери, когда писал: «Одно-единственное событие может разбудить в нас совершенно неизвестного нам человека. Жить – значит медленно рождаться».

Между тем внутреннее пробуждение представляет собой длительный процесс, который, будучи однажды прерванным, может так и не привести к духовному рождению. Мне ни раз приходилось наблюдать, как человек, «разбуженный» однажды в силу давления внешних обстоятельств или упорной практики, «засыпал» вновь. Думаю, что наряду с внешним давлением и психологическими сложностями, одна из причин этого состоит в том, что не были обозначены вехи этого процесса. Будучи не только не разделенным с другими, но и не зафиксированным собственным описанием, такой опыт оказывается покрытым пеленой забвения, под сенью которой шевелятся лишь смутные тени воспоминаний.

Готовность пережить трудности, непоколебимое намерение использовать собственный шанс, реализовав замысел Судьбы на пути к свободе, представляет собой особый конгломерат психо-эмоциональных состояний, сочетающий риск и смирение, отрешенность и доверие. «Ты произнеси “Кайрос” и смотри, что перед тобой откроется», – говорили древние». Именно памятование о шансе помогает формированию особого настроения, предполагающего терпение и делающего возможным одновременное существование двух состояний – покоя и изменения. Возможно, что-то подобное имел в виду китайский мыслитель Ли Гуаньди, когда писал: «Если удерживаешь старое, тогда утомляешься. А если все время преобразуешься и изменяешься, тогда не делаешь должного. И таково состояние всех дел и событий. Когда изменяешь старое, то даешь возможность человеку не утомляться, – это и есть изменение. Если устремляешься к новому и заставляешь людей сопереживать должное, это и есть преобразование духа».

Обращение к символическому измерению нередко дает толчок для выхода из-под власти любых описаний. В то же время смешение символического с воображаемым и реальным неизбежно порождает искажения в пространстве психического. О необходимости удержания границы такого рода немало писал Юнг. Однако подобный опыт обретается не сразу, медленно оттачиваясь в навыке обнаружения новых смыслов в метафорах, образах и аллегориях.

Я верю в то, что человек является существом, обладающим шансом трансформации собственной природы. Современная наука подтверждает древние догадки о том, что контуры сечений человеческого мозга подобны топологии Млечного Пути, а анатомические образования организма – конфигурациям созвездий. Наше восприятие способно настраиваться на слабые сигналы, не отображающиеся в господствующих в культуре описаниях. Наконец, мы обладаем существенными возможностями усиления внутренней чувствительности. Все эти обстоятельства вдохновляют и дают надежду на реализацию самых смелых гипотез. На протяжении тысячелетий в зависимости от конкретной эпохи идея о развитии человеческого осознания обрастала самыми разными содержаниями, то обретая форму религиозной доктрины, то передаваясь по скрытым от чужих глаз линиям традиций, создавая цепи ученической преемственности. Но порой пелена забвения окутывала идею о развитии сознания целиком, и тогда память о шансе проявляла себя лишь в виде слабых намеков. Тем не менее во все времена находились смельчаки и первопроходцы, делающие попытки выхода за пределы обыденного восприятия.

Мы знаем лишь малую часть как успешных так и малоуспешных попыток такого рода трансформаций. Нередко они облечены в форму мифов и символов, не доступных прямому толкованию. Я отнюдь не склонна видеть в этом следы заговоров против искателей. Скорее, сама логика обыденного сознания делает возможными неприязнь и гонения на людей, дерзнувших искать собственный путь. Искатель-одиночка часто оказывается в ситуации одновременно давящей изоляции и необходимости предпринять сложный маневр: оставаться членом общества и при этом быть независимым от принятых по умолчанию соглашений. Рассмотрению этой темы будет посвящен раздел книги «Одни и вместе».

Благоговение перед «людьми не от мира сего», искреннее восхищение перед силой Духа подвижников-аскетов и шаманов, мудрецов Востока и философов Запада то и дело возжигает искру намерения духовной трансформации. К сожалению, благоговение – чувство, которое наши современники испытывают все реже. Современная культура всячески предостерегает от следования гуру, беспощадно перемешивая представления об ученичестве как приобщении к Знанию с почитанием и состоянием «зомбирования». Знание оказывается практически неотделимым от информации, приправленной изрядной долей корысти. Такое знание все реже являет себя в перепостах пабликов и тренинговых программах новомодных гуру.

Разуверившись в существовании Знания, указующего путь к преобразованию человеческой природы, перестав верить в саму эту возможность, мы лишаем себя шанса. А сделав это для себя, вольно или невольно преграждаем путь остальным. Так обесценивание, распространяясь подобно эпидемии, достигает колоссальных масштабов.

Мне близка мысль Мишеля Фуко, утверждавшего, что постижение истины и изменение субъекта представляют собой два неразрывно связанных между собой процесса. По мысли автора, «не может быть истины без обращения или преобразования субъекта». Изменение человека с точки зрения познания рассматривается в контексте книги как способность пребывания в отличных от обыденных режимах восприятия.

Вероятно, большинству из нас удалось испытать удивление от осознания того, что мысль, идея или образ, когда-то произведшие сильное впечатление, через несколько лет могут показаться вполне тривиальными, – и, напротив, идея, в свое время не вызвавшая отклика, а то и вовсе непонятая, внезапно обретает глубину и исключительную значимость. В логике этой книги я буду исходить из того, что изменение человека может быть описано как изменение возможных диапазонов восприятия. С точки зрения обыденного сознания, находящей свое воплощение в негласных социальных конвенциях, достижение иных режимов восприятия является патологичным отклонением от естественного хода вещей. И это нередко приводит к тому, что люди, в жизни которых духовный опыт так или иначе проявил себя, зачастую видят непроходимую пропасть между «бренной обыденностью» и проникновением в «истинную Реальность». Разговоры об измененных режимах восприятия часто сопровождаются нездоровыми эмоциями, а прочитанные книги все чаще вызывают скепсис и недоверие.

Эпоха, в которую нам довелось жить, имеет весьма сложный рисунок. Информационное изобилие то и дело порождает обманчивую иллюзию свободы выбора. А в ответ мы все чаще проявляем смиренную покорность перед шквалом поступающей информации, принимая как неизменную данность плотное погружение в коммуникационное пространство. Сетевая культура и «свободные коммуникации» неизбежно формируют специфический характер реакций на потоки информации. Эти изменения находят отражения и в языке. Так появились новые глаголы, во многом отражающие качества реактивности внимания: «комментить», «игнорить, «лайкнуть», «перепостить» и т.п. Такого рода реактивность существенно сужает свободу осознания. В то же время сама логика развития информационного поля обуславливает исчезновение из поля осознания самого факта такого рода реактивности, возможности выбора объектов внимания. Шквал информации, непрестанно подпитывающий сменяющие друг друга описания, порождает ужасную путаницу идей и смыслов, завлекающих внимание в черную дыру симулякров.